Я бох фасеточных машин и упаковачных извилин
Вчера мне довелось побывать в Кастельниках. Городок это довольно милый, во многом похож на мой родной Курган. И, хотя меня усиленно убеждали, что разница между этими двумя географическими пунктами огромна, существенных различий я не заметил. Разве что дома там более массивные и стоят они теснее, чем у нас. И проталины на улицах пошире да поглубже: если не рассчитаешь силы для прыжка, можно и утопнуть, а через иные без лодки и не перебраться.
В целом впечатления от Кастельников у меня остались самые радужные. Просторные площади, мощеные брусчаткой и залитые солнцем, с голубями и веселыми старушками на лавочках. Длинные задумчивые аллеи, которые к лету нальются пышностью зелени и станут тенистыми и прохладными. Парки и скверы – романтично-запущенные и такие наивные в своей радости по наступающей весне, что она сквозит буквально в каждом аспекте их существования - в красивых деревьях, пускай совсем еще голых, в звенящих ручейках, в одиноких фонарях, стилизованных под девятнадцатое столетие, в струйках тумана, змеящихся в низинах, в серых лепешках льдин, проплывающих под мостом. Дома на улицах массивные, напитанные пронзительной ностальгией, угадываемой в затейливой лепнине и декоративных колоннах, в чугунных креплениях для цветов под подоконниками и в кованных указателях на углах домов «Сапожная мастерская», «Библиотека». Люди там приветливые и радушные.
Добраться до Кастельников очень просто. Из нашего города путь туда лежит под водопроводной трубой, которая извиваясь желтой вальяжной змеей по всему городу, сложила во дворах напротив Дома Быта некое подобие арки.
Когда я пробрался под этой самой трубой, подскальзываясь на размытом ручьями песчаном склончике, то оказался в незнакомом дворике, зажатом со всех сторон обшарпанными глыбами трехэтажек. Особой разницы я тогда не почувствовал. Разве что в воздухе пахну'ло морем. Неподалеку от того места, где я выбрался – а это была такая же змеящаяся труба - стояли двое: амбал два на два метра и высокий, худощавый парень. Амбал был лысым, на плечах у него сидел дорогой кожаный пиджак, подбородок его украшала чуть заметная окладистая бородка. На парне были кожаная же рокерская куртка, рваные джинсы, торба через плечо и берцы. Волосы на голове у парня были какой-то невнятной длины – не короткие, но и не длинные, и прямые как солома.
Оба они смотрели на меня в упор и весело улыбались. Похоже, мое появление прервало их весьма жаркую беседу. Я уже собирался продолжить свой путь, когда высокий парень окликнул меня:
- Хей, приятель, здорово! Как твоё вчера?
Вот тогда то я и ощутил всю остроту изменений.
Мы разговорились. Ребята оказались весьма охотными и интересными собеседниками. Широкого парня звали Метец, а высокого – Лыкарь. В первую очередь они попытались объяснить мне разницу между Курганом и Кастельниками. Разница эта была, конечно, в людях, а точнее в их мировосприятии. Самое основное расхождение заключалось в приципе измерения времени. Мы меряем время минутами и часами, а они – яркими мгновениями в жизни. Такие мгновения они называют па'рками. Чем больше парок у тебя случилось и чем памятней они были – тем длиннее твой день. Отсюда и традиционный вопрос: «Как твоё вчера?», на который принято отвечать числом пережитых парок. Чем больше их и чем ярче он – тем счастливее и удачливее считается человек.
Мне такая система измерения времени очень понравилась и я выразил бурное одобрение этим ребятам по поводу их жизненного уклада. Однако, просветили меня они, все оказалось далеко не так просто.
Приверженцев такого способа измерения времени в Кастельниках называют долимами или знающими. Их официальная религия – Димлих, то есть Знание, проповедует поиск наиболее приятных и запоминающихся мгновений. Долимы ищут самые достойные впечатления и мысленно отмечают их флажками. Считается, что после смерти каждому долиму суждено заново ощутить все те моменты счастья, которые он отмечал флажками на протяжении всей своей жизни.
- В целом, - заключил Метец, - картина получается очень печальная.
Но я долго не мог понять – что же тут не так. И тогда Лыкарь пояснил мне: в общем и целом жизнь рядового долима превращается в погоню за «флагами». Димлих утверждает, что все благочестивые долимы должны целыми днями вкалывать на скучной и неинтересной работе, что бы заработать денег для получения наиболее запоминающихся и феерических впечатлений. А разница между серым трудом и сладостными мигами счастья только поможет в полной мере ощутить ценность честно заработанных парок. Учение Димлиха гласит, что идеалом добропорядочного долима является пережить за день одну-единственную парку, но такую, что бы ее сияние затмевало блеск сотен других, менее значительных. И именно ее следует отметить «флагом». Большинство канонизированных правдеников Димлиха именно так и проводили свою жизнь и после недель голодовки пригоршня вареной пшеницы казалась
Среди долимов даже существует некая субкультура кетков, которые искренне верят, что достойные «флагов» парки можно получить только от определенных, общепринятых вещей. Не так давно с Запада в Кастельники проникло и новое веяние – так называемые МемориСтики. Это такие своеобразные центры развлечений, где собраны все наиболее популярные средства для охоты за «флагами». В качестве наглядного пособия ребята вывели меня на узкую, оживленную улочку, на противоположной стороне которой высилось гигантское здание-свечка, сияющее огнями реклам и светом витрин. Над пышно оформленным входом сияло гордое название «Прас».
Разумеется, не обходится в Кастельниках и без общеизвестных социальных пороков – алкоголизма, наркомании, бандитизма.
А потом, за столиком в прелестной маленькой кафешке, где занавески в стиле «ретро» и лампы под коричневыми абажурами создавали доверительную атмосферу уюта, Метец и Лыкарь рассказали мне о себе. Такие ребята, как они, не относятся к традиционным последователям Димлиха и называют себя Клозарами, то есть Понимающими.
Они, вопреки учениям долимов, считают, что каждый миг жизни в этом мире преисполнен счастьем и радостью, что нет никакой возможности представлять один миг счастья выше другого и что вся жизнь, все существование человеческое является одной безграничной паркой – от рождения и до смерти, а, возможно, и после нее.
Традиционные же долимы считают учение Клозаров бредом и ересью и называют их Диклозерами, что значит – Непонятливые. И хотя число Клозаров год от года растет, все же их усилий недостаточно для того, что бы объяснить остальным людям всю бессмысленность охоты за «флагами».
Здесь же прояснился и повешенный интерес к моей персоне этих двух господ. Дело в том, что первому Клозару, чьё имя история не сохранила, открыл глаза на очевидное как раз таки мой земляк. И вообще, наше целостное восприятие времени парни из Кастельников считали едва ли ни эталоном совершенства и манной небесной. Однако выяснить у них почему они считают именно наше восприятие времени целостным, мне так толком и не удалось.
Многие пути от нас к ним Клозары знали и частенько поджидали там моих соотечественников. Они верили, что если кто-нибудь из моих земляков останется жить в Кастельниках и поможет им в продвижении их учения, то мир, рано или поздно, избавится от глупости Димлиха. Что примечательно, никто на их предложение пока еще не соглашался. Вот и я вежливо отказался, поблагодарил за чай и беседу, погулял в Кастельниках до темноты и тем же путем, под трубой, вернулся домой.
Напоследок я посоветовал ребятам меньше шастать по дворам и больше уделить внимания агитработе, однако не знаю, вняли ли они моим рекомендациям.
В целом впечатления от Кастельников у меня остались самые радужные. Просторные площади, мощеные брусчаткой и залитые солнцем, с голубями и веселыми старушками на лавочках. Длинные задумчивые аллеи, которые к лету нальются пышностью зелени и станут тенистыми и прохладными. Парки и скверы – романтично-запущенные и такие наивные в своей радости по наступающей весне, что она сквозит буквально в каждом аспекте их существования - в красивых деревьях, пускай совсем еще голых, в звенящих ручейках, в одиноких фонарях, стилизованных под девятнадцатое столетие, в струйках тумана, змеящихся в низинах, в серых лепешках льдин, проплывающих под мостом. Дома на улицах массивные, напитанные пронзительной ностальгией, угадываемой в затейливой лепнине и декоративных колоннах, в чугунных креплениях для цветов под подоконниками и в кованных указателях на углах домов «Сапожная мастерская», «Библиотека». Люди там приветливые и радушные.
Добраться до Кастельников очень просто. Из нашего города путь туда лежит под водопроводной трубой, которая извиваясь желтой вальяжной змеей по всему городу, сложила во дворах напротив Дома Быта некое подобие арки.
Когда я пробрался под этой самой трубой, подскальзываясь на размытом ручьями песчаном склончике, то оказался в незнакомом дворике, зажатом со всех сторон обшарпанными глыбами трехэтажек. Особой разницы я тогда не почувствовал. Разве что в воздухе пахну'ло морем. Неподалеку от того места, где я выбрался – а это была такая же змеящаяся труба - стояли двое: амбал два на два метра и высокий, худощавый парень. Амбал был лысым, на плечах у него сидел дорогой кожаный пиджак, подбородок его украшала чуть заметная окладистая бородка. На парне были кожаная же рокерская куртка, рваные джинсы, торба через плечо и берцы. Волосы на голове у парня были какой-то невнятной длины – не короткие, но и не длинные, и прямые как солома.
Оба они смотрели на меня в упор и весело улыбались. Похоже, мое появление прервало их весьма жаркую беседу. Я уже собирался продолжить свой путь, когда высокий парень окликнул меня:
- Хей, приятель, здорово! Как твоё вчера?
Вот тогда то я и ощутил всю остроту изменений.
Мы разговорились. Ребята оказались весьма охотными и интересными собеседниками. Широкого парня звали Метец, а высокого – Лыкарь. В первую очередь они попытались объяснить мне разницу между Курганом и Кастельниками. Разница эта была, конечно, в людях, а точнее в их мировосприятии. Самое основное расхождение заключалось в приципе измерения времени. Мы меряем время минутами и часами, а они – яркими мгновениями в жизни. Такие мгновения они называют па'рками. Чем больше парок у тебя случилось и чем памятней они были – тем длиннее твой день. Отсюда и традиционный вопрос: «Как твоё вчера?», на который принято отвечать числом пережитых парок. Чем больше их и чем ярче он – тем счастливее и удачливее считается человек.
Мне такая система измерения времени очень понравилась и я выразил бурное одобрение этим ребятам по поводу их жизненного уклада. Однако, просветили меня они, все оказалось далеко не так просто.
Приверженцев такого способа измерения времени в Кастельниках называют долимами или знающими. Их официальная религия – Димлих, то есть Знание, проповедует поиск наиболее приятных и запоминающихся мгновений. Долимы ищут самые достойные впечатления и мысленно отмечают их флажками. Считается, что после смерти каждому долиму суждено заново ощутить все те моменты счастья, которые он отмечал флажками на протяжении всей своей жизни.
- В целом, - заключил Метец, - картина получается очень печальная.
Но я долго не мог понять – что же тут не так. И тогда Лыкарь пояснил мне: в общем и целом жизнь рядового долима превращается в погоню за «флагами». Димлих утверждает, что все благочестивые долимы должны целыми днями вкалывать на скучной и неинтересной работе, что бы заработать денег для получения наиболее запоминающихся и феерических впечатлений. А разница между серым трудом и сладостными мигами счастья только поможет в полной мере ощутить ценность честно заработанных парок. Учение Димлиха гласит, что идеалом добропорядочного долима является пережить за день одну-единственную парку, но такую, что бы ее сияние затмевало блеск сотен других, менее значительных. И именно ее следует отметить «флагом». Большинство канонизированных правдеников Димлиха именно так и проводили свою жизнь и после недель голодовки пригоршня вареной пшеницы казалась
Среди долимов даже существует некая субкультура кетков, которые искренне верят, что достойные «флагов» парки можно получить только от определенных, общепринятых вещей. Не так давно с Запада в Кастельники проникло и новое веяние – так называемые МемориСтики. Это такие своеобразные центры развлечений, где собраны все наиболее популярные средства для охоты за «флагами». В качестве наглядного пособия ребята вывели меня на узкую, оживленную улочку, на противоположной стороне которой высилось гигантское здание-свечка, сияющее огнями реклам и светом витрин. Над пышно оформленным входом сияло гордое название «Прас».
Разумеется, не обходится в Кастельниках и без общеизвестных социальных пороков – алкоголизма, наркомании, бандитизма.
А потом, за столиком в прелестной маленькой кафешке, где занавески в стиле «ретро» и лампы под коричневыми абажурами создавали доверительную атмосферу уюта, Метец и Лыкарь рассказали мне о себе. Такие ребята, как они, не относятся к традиционным последователям Димлиха и называют себя Клозарами, то есть Понимающими.
Они, вопреки учениям долимов, считают, что каждый миг жизни в этом мире преисполнен счастьем и радостью, что нет никакой возможности представлять один миг счастья выше другого и что вся жизнь, все существование человеческое является одной безграничной паркой – от рождения и до смерти, а, возможно, и после нее.
Традиционные же долимы считают учение Клозаров бредом и ересью и называют их Диклозерами, что значит – Непонятливые. И хотя число Клозаров год от года растет, все же их усилий недостаточно для того, что бы объяснить остальным людям всю бессмысленность охоты за «флагами».
Здесь же прояснился и повешенный интерес к моей персоне этих двух господ. Дело в том, что первому Клозару, чьё имя история не сохранила, открыл глаза на очевидное как раз таки мой земляк. И вообще, наше целостное восприятие времени парни из Кастельников считали едва ли ни эталоном совершенства и манной небесной. Однако выяснить у них почему они считают именно наше восприятие времени целостным, мне так толком и не удалось.
Многие пути от нас к ним Клозары знали и частенько поджидали там моих соотечественников. Они верили, что если кто-нибудь из моих земляков останется жить в Кастельниках и поможет им в продвижении их учения, то мир, рано или поздно, избавится от глупости Димлиха. Что примечательно, никто на их предложение пока еще не соглашался. Вот и я вежливо отказался, поблагодарил за чай и беседу, погулял в Кастельниках до темноты и тем же путем, под трубой, вернулся домой.
Напоследок я посоветовал ребятам меньше шастать по дворам и больше уделить внимания агитработе, однако не знаю, вняли ли они моим рекомендациям.